– Видите вон того ферта? – вдруг живо спросил Соучек. – Он работает по церковным кружкам. Хотел бы я знать, что ему здесь нужно… Нет, убийца не оставил никаких следов… Но если найдена убитая девушка, то можно головой ручаться, что ее прикончил любовник. Так всегда бывает, – задумчиво сказал сыщик. – Вы, барышня, не пугайтесь… Так что мы могли бы найти убийцу, но прежде надо было опознать тело. В этом-то и была вся загвоздка.
– Но ведь у полиции есть свои методы… – неуверенно заметил Пепик.
– Вот именно, – вяло согласился сыщик. – Метод тут примерно такой, как при поисках одной горошины в мешке гороха: прежде всего необходимо терпение, молодой человек. Я, знаете ли, люблю читать уголовные романы, где написано, как сыщик пользуется лупой и всякое такое. Но что я тут мог увидеть с помощью лупы? Разве поглядеть, как копошатся черви на теле этой несчастной девушки… извините, барышня! Терпеть не могу разговоров о методе. Наша работа – это не то, что читать роман и стараться угадать, как он кончится. Скорее, она похожа на такое занятие: дали вам книгу и говорят: «Господин Соучек, прочти от корки до корки и отметь все страницы, где имеется слово „хотя“». Вот какая это работа, понятно? Тут не поможет ни метод, ни смекалка, надо читать и читать, а в конце концов окажется, что во всей книге нет ни одного «хотя». Или приходится бегать по всей Праге и выяснять местожительство сотни Андул и Марженок, для того чтобы потом «криминалистическим путем» обнаружить, что ни одна из них не убита. Вот о чем надо писать романы, – проворчал Соучек, – а не об украденном жемчужном ожерелье царицы Савской. Потому что это, по крайней мере, солидная работа, молодой человек!
– Ну и как же вы расследовали это убийство? – осведомился Пепик, заранее уверенный, что он-то взялся бы за дело иначе.
– Как расследовали? – задумчиво повторил сыщик. – Надо было начать хоть с чего-нибудь, так мы сперва взялись за трамвайный билет. Маршрут номер семь. Допустим, стало быть, убитая служанка – если только она была служанкой – жила вблизи тех мест, где проходит «семерка». Это, правда, не обязательно, она могла проезжать там и случайно, но для начала надо принять хоть какую-нибудь версию, иначе не сдвинешься с места. Оказалось, однако, что «семерка», как на беду, идет через всю Прагу: из Бржевнова, через Малую Страну и Нове Место, на Жижков. Опять ничего не получается. Тогда мы взялись за купон. Из него хотя бы стало ясно, что некоторое время назад эта девушка купила в посудном магазине товара на пятьдесят пять крон. Пошли мы в тот магазин…
– И там ее вспомнили! – воскликнула Минка.
– Что вы, барышня! – проворчал Соучек. – Куда там! Но наш полицейский комиссар, Мейзлик, спросил у них, какой товар мог стоить пятьдесят пять крон. «Разный, – говорят ему, – смотря по тому, сколько было предметов. Но есть один предмет, который стоит ровно пятьдесят пять крон: это английский чайничек на одну персону». – «Так дайте мне такой чайничек, – сказал наш Мейзлик, – он может быть даже с браком, чтоб такой хлам так дорого не стоил…»
Потом он вызвал меня и говорит: «Вот что, Соучек, это дело как раз для вас. Допустим, эта девушка – служанка. Служанки то и дело бьют хозяйскую посуду. Когда это случается в третий раз, хозяйка обычно говорит ей: „Купите-ка теперь на свои деньги, растяпа!“ И служанка идет и покупает за свой счет предмет, который она разбила. За пятьдесят пять крон там был только этот английский чайничек». – «Чертовски дорогая штука», – заметил я. «Вот в том-то и дело, – говорит Мейзлик. – Прежде всего это объясняет нам, почему служанка сохранила купон: для нее это были большие деньги, и она, видимо, надеялась, что хозяйка когда-нибудь возместит ей расход. Во-вторых, учтите вот что: это чайничек на одну персону. Стало быть, девушка служила у одинокой особы, а может, у ее хозяйки была одинокая жиличка и ей подавали в этом чайничке утренний чай. Эта одинокая особа, по-видимому, старая дева – ведь холостяк едва ли купит себе такой красивый и дорогой чайничек. Холостякам все равно из чего пить, не так ли? Вернее всего, это какая-нибудь одинокая барышня; старые девы, снимающие комнату, страшно любят красивые безделушки и часто покупают ненужные и слишком дорогие вещи».
– Это верно, – воскликнула Минка. – Вот и у меня, Пепик, есть красивая вазочка…
– Вот видите, – сказал Соучек. – Но купона от нее вы не сохранили… Потом комиссар и говорит мне: «Итак, Соучек, будем продолжать наши рассуждения. Все это очень спорно, но надо же с чего-то начать. Согласитесь, что особа, которая может выбросить пятьдесят пять крон за чайничек, не станет жить на Жижкове. (Это он имел в виду трамвайный билет с „семерки“.) Во внутренней Праге почти нет комнат, сдающихся внаем, а на Малой Стране никто не пьет чай, только кофе. Так что, по-моему, наиболее вероятен квартал между Градчанами и Дейвице, если уж придерживаться того трамвайного маршрута. Я почти готов утверждать, – сказал мне Мейзлик, – что старая дева, которая пьет чай из такого английского чайничка, наверняка поселилась бы в одном из домиков с палисадником. Это, знаете ли, Соучек, современный английский стиль!..»
У нашего комиссара Мейзлика, скажу я вам, иной раз бывают несуразные идеи. «Вот что, Соучек, – говорит он, – возьмите-ка этот чайничек и поспрошайте в том квартале, где снимают комнаты состоятельные барышни. Если у одной из них найдется такая штука, справьтесь, не было ли у ее хозяйки до мая молодой служанки. Все это чертовски сомнительно, но попытаться следует. Идите, папаша, поручаю это дело вам».