Война с саламандрами (сборник) - Страница 143

143

– Да бросьте! – поразился судья.

– Мировой рекорд! – торжествующе повторил Гейда. – Спортивное ядро, правда, немного тяжелее, в нем семь кило. В нынешнем году рекорд по толканию ядра – шестнадцать метров без нескольких сантиметров. А до этого в течение девятнадцати лет рекорд держался на пятнадцати с половиной метрах. Только нынче какой-то американец – не то Кук, не то Гиршфельд – толкнул почти на шестнадцать. Допустим, что шестикилограммовое ядро он мог бы толкнуть на восемнадцать, ну, девятнадцать метров. А у нас здесь на двадцать семь сантиметров больше. Господин судья, этот парень без всякой тренировки толкнул бы спортивное ядро не меньше чем на шестнадцать с четвертью метров! Вот это да! Шестнадцать с четвертью метров! Я давно занимаюсь этим спортом, господин судья, еще на войне ребята, бывало, звали меня на подмогу: «Гейда, забрось-ка туда ручную гранату!» Однажды во Владивостоке я состязался с американскими моряками и толкнул на четырнадцать метров, а их судовой священник перекрыл меня на четыре сантиметра. В Сибири, вот где была практика! Но этот булыжник, господин судья, я бросил только на пятнадцать с половиной метров. Больше ни в какую! А тут девятнадцать метров! Черт побери, сказал я себе, надо найти этого парня, он поставит нам мировой рекорд. Представляете себе – перекрыть американцев!

– Ну, а что с тем Пудилом? – осведомился судья.

– Черт с ним, с Пудилом! – воскликнул Гейда. – Я объявил розыск неизвестного лица, поставившего мировой рекорд. Это в интересах всей страны, не правда ли? Поэтому я прежде всего гарантировал безнаказанность виновному.

– Ну, это уж зря, – запротестовал судья.

– Погодите. Безнаказанность при том условии, что он перебросит шестикилограммовый камень через Сазаву. Всем окрестным старостам я объяснил, какое это замечательное спортивное достижение, о нем, мол, будут писать во всех газетах мира, а рекордсмен заработает кучу денег. Вы бы видели, что после этого началось! Все окрестные парни бросили жать, сбежались к насыпи и давай швырять камни на тот берег. Там уже не осталось ни одного булыжника. Теперь они разбивают межевые камни и каменные ограды, чтобы было чем кидать. А все деревенские мальчишки только тем и заняты, паршивцы, что кидают камнями, пропасть кур перебили… А я стою на насыпи и наблюдаю. Ну, конечно, никто не докинул дальше чем до середины реки… Наверно, уже русло наполовину засыпали.

Вчера вечером приводят ко мне того парня, что будто бы угостил Пудила булыжником. Да вы его увидите, этого прохвоста, он ждет здесь. «Слушай, Лисицкий, – говорю я ему, – так это ты бросил камнем в Пудила?» – «Да, – отвечает он, – Пудил меня облаял, я осерчал, а другого камня под рукой не было…» – «Так вот тебе другой такой же камень, – говорю я, – кинь его на тот берег, а если не докинешь, я тебе покажу, голубчик, где раки зимуют». Взял он камень, – ручищи у него как лопаты, – стал на насыпи и размахнулся. Я наблюдаю за ним: техники у него никакой, о стиле броска понятия не имеет, ногами и корпусом не работает. И все же махнул камень на четырнадцать метров! Это очень прилично, однако же… Я его поучаю: «Ты недотепа, надо стать вот так, правое плечо назад, и, когда бросаешь, сделать рывок этим плечом. Понял?» – «Понял», – говорит он, скривившись, как Ян Непомуцкий, и бросает камень… на десять метров.

Тут я рассвирепел, понимаете ли. «Ты бродяга, – кричу на него, – разве это ты попал камнем в Пудила? Врешь!» – «Господин вахмистр, – отвечает он, – Бог свидетель, я в него угодил! Пускай Пудил встанет там еще раз, я ему, собаке, снова влеплю». Я бегу к Пудилу, объясняю, что речь идет о мировом рекорде, прошу, чтобы он пошел на берег и опять ругнул этого парня, а тот в него кинет камнем. Куда там, вы не поверите, Пудил ни в какую. У этих людей совсем нет высоких идеалов…

Я опять к Лисицкому: «Ты обманщик, – кричу на него, – это вранье, что ты изувечил Пудила. Пудил сказал, что это не ты». – «Врет он, – отвечает Лисицкий, – это я». – «Докажи, – требую я, – добрось туда камень». А он почесывается и смеется: «Господин вахмистр, зря не умею. А в Пудила попаду, я на него зол». – «Слушай, – уговариваю я его, – если докинешь камень, отпущу тебя по-хорошему. Не докинешь – пойдешь в кутузку за нанесение увечья. Полгода отсидишь». – «Ну и пусть, если зимой», – отвечает он. Тут я его арестовал именем закона. Он сейчас ждет здесь в сенях. Господин судья, добейтесь от него, правда он бросил камень или только бахвалится. Наверное, он, бродяга, отопрется. Тогда надо припаять ему хоть месяц за обман властей или за мошенничество. В спорте не должно быть обмана, за это надо строго карать, господин судья. Я его сейчас приведу.

– Так это вы Вацлав Лисицкий? – сурово спросил судья, воззрившись на белобрысого арестанта. – Признаетесь вы в том, что с намерением совершить членовредительство бросили этим камнем во Франтишека Пудила и нанесли ему серьезное увечье?

– Господин судья, – заговорил парень, – дело было так: Пудил там молотил мальчишку, а я ему кричу через реку, чтобы бросил, а он давай меня честить…

– Бросили вы этот камень или нет? – рассердился судья.

– Бросил, – сокрушенно ответил парень. – Да ведь он меня ругал, а я хвать тот камень…

– Проклятие! – воскликнул судья. – Зачем вы лжете, голубчик? Знаете ли вы, что ложные показания строго караются законом? Нам хорошо известно, что не вы бросили этот камень…

– Извиняюсь, бросил, – бормотал парень, – так ведь Пудил-то меня послал… знаете куда?

Судья вопросительно посмотрел на вахмистра Гейду. Тот беспомощно пожал плечами.

143