Война с саламандрами (сборник) - Страница 114

114

«Действовать, действовать, действовать!» – стучат колеса. Взмокший от пота Пеликан сидит в переполненном вагоне, в нетерпеливой ярости постукивает ногой, сжимает кулаки. До чего медленно тащится поезд, словно назло! Станции уплывают куда-то назад, тянутся аллеи, мостики, перелески, бегут телеграфные столбы… Пеликан рывком опускает окно и глядит прямо на рельсы: по крайней мере, хоть здесь бесконечная полоса щебня и шпал убегает назад с головокружительной скоростью.

Прага. Пеликан выбегает из вокзала и едет прямо к Ежеку. Запыхавшись, он звонит у дверей.

– Господина профессора нет дома, – говорит квартирохозяйка. – Но он скоро вернется с обеда – наверное, в половине третьего.

– Я подожду, – бормочет Пеликан и садится в комнате Ежека.

Пробило три часа, скоро половина четвертого. Ежека нет как нет. В комнате постепенно темнеет. Пеликан дышит как загнанный зверь. Может быть, он приехал слишком поздно? Наконец около пяти распахивается дверь, и на пороге появляется Ежек. Увидя Пеликана, он застывает на месте.

– Ты… как ты здесь? – произносит он не своим голосом. – Ведь ты уехал…

Самообладание сразу возвращается к Пеликану.

– Откуда ты знаешь, что я уехал? – холодно спрашивает он.

Ежек понимает, что проговорился. Он краснеет, его лоб покрывается испариной, но он не произносит ни слова.

– Я уже вернулся, – после паузы говорит Пеликан, – и теперь хочу кое в чем навести порядок. Позволь, я закурю.

Ежек молчит. Ему кажется, что сердце стучит слишком громко, и он дрожащими пальцами барабанит по столу, стараясь заглушить этот стук. Вспыхивает огонек спички, освещая твердое, как маска, лицо Пеликана, его прищуренные глаза и крепкие, жестокие челюсти.

– Словом, – начинает Пеликан, – этому надо положить конец, понял? Ты подашь заявление о переводе в другой город.

Ежек молчит по-прежнему.

– Мою жену оставь в покое, – продолжает фабрикант. – Надеюсь, ты не осмелишься писать ей… с нового места службы.

– Я не уеду из Праги, – неверным голосом говорит Ежек. – Что угодно делай, не уеду! Я знаю, ты думаешь… Ты не понимаешь, что это такое! Ты вообще не понимаешь…

– Да, я ничего не понимаю, – прерывает его Пеликан. – Мне ясно только одно: этому надо положить конец. Ничего у тебя не выйдет… ничего! Ты должен уехать.

Ежек вскакивает.

– Верни ей свободу! – торопливо и взволнованно говорит он. – Выпусти ее из золотой клетки! Выпусти! Я не для себя прошу, сжалься над ней! Будь человеком хоть раз в жизни! Неужели ты не чувствуешь, что она тебя не выносит, что для нее мука – жить с тобой? Зачем ты держишь ее насильно? У вас нет ни общих интересов, ни общих взглядов. Скажи: есть у тебя, что сказать ей, что дать ей… кроме денег?

– Нет! – слышится в темноте.

– Верни же ей свободу! Я знаю… она знает, что ты ее по-своему любишь. Но все это не то… В последние месяцы вы стали совсем чужими. Слушай, разведись с ней!

– Пусть сама возбуждает дело о разводе.

– Разве ты не понимаешь? Ей не хватает решимости, не хватает смелости сказать тебе… Ты так щедр. Но ты ее не понимаешь, не знаешь, как она щепетильна. Она скорее умрет, чем скажет тебе. Это такая тонкая натура и целиком зависит от тебя! Она не сможет сама… Вот если бы ты сказал, что расстаешься с ней! От этого зависит ее счастье… Пеликан, я знаю, ты не привык к разговорам о любви, для тебя это пустые фразы… и вообще тебе не понять такой жены… Да ведь и ты не чувствуешь счастья. Скажи, зачем тебе Люси? Какая тебе от нее радость? Ты терзаешь ее своим вниманием, и только. Неужто ты не понимаешь, как все это ужасно?!

– А ты бы потом на ней женился, да? – спросил Пеликан.

– Один бог знает, с какой радостью! – с надеждой и облегчением воскликнул растерявшийся Ежек. – Лишь бы она согласилась. Я ни о чем не думал – только о ее счастье… Знал бы ты, как мы понимаем друг друга. Лишь бы она решилась! – продолжает он, чуть не плача от радости. – Чего бы только я для нее не сделал! Ведь я с ума по ней схожу, дышу ею и живу. Ты… ты не понимаешь. Я и не думал, что можно так любить!

– Сколько ты получаешь?

– Что? – недоумевает Ежек.

– Какой у тебя доход?

– А причем здесь… – Ежек смущен. – Сам знаешь, что небольшой… Но она приучилась бы жить скромно, мы уже говорили об этом. Если бы ты знал, как мало придаем мы значения деньгам! Ты этого не понимаешь, Пеликан, у нас есть другие, высшие мерила. Она так безразлична к богатству! Даже не хочет говорить о том, что произойдет… в будущем. Люси прямо-таки презирает деньги.

– Ну а ты как себе это представляешь?

– Я?.. Видишь ли, ты человек иной природы, чем мы, ты думаешь только о материальной стороне… Люси настолько выше тебя… Она и булавки от тебя не возьмет, если ты ее отпустишь. Главное, я этого не допущу, понимаешь? Для нее начнется новая жизнь…

Красный огонек сигары поднимается до высоты человеческого роста.

– Жаль! – говорит Пеликан. – Я охотно послушал бы тебя, да пора на завод. Так вот, имей в виду, Ежек…

– …Ведь твое богатство ее связывает!..

– Да. Так вот, ты подашь заявление о переводе. Привет, Ежек! Если ты придешь к нам, я велю тебя выставить. И пока ты в Праге, не удивляйся, что за тобой будут следить. И не ходи по набережной Трои, чтоб тебя не столкнули в воду. Моей жены ты больше не увидишь.

Ежек тяжело дышит:

– Я не уеду из Праги!

– Тогда уедет она. Хочешь довести дело до этого? Но с моей женой ты больше не встретишься. Привет!..

Некоторое время спустя привратница, слезая по лестнице с чердака, увидела на ступеньках человека в шубе.

– Вам нехорошо? – участливо спросила она.

114